Первый мудрец воздел руки к небу и изрёк:

«Внемлите, о ученики! Говно — лишь иллюзия. Что есть оно? Миг между пищеварением и тленом. Вонь его — призрак, преследующий нос, а форма — временный союз элементов, коим суждено распасться в земле. Истинный мудрец не видит в нём ничего, кроме пустоты».

Второй мудрец усмехнулся, пригладил бороду и возразил:

«Ты говоришь о пустоте, но разве не в говне зиждется истина земного? Вот оно — доказательство, что даже самый утончённый рис и самый сладкий персик обернутся одним и тем же. В говне скрыт закон равенства: князь и крестьянин, мудрец и глупец — все сходятся на одном горшке».

Третий мудрец, доселе молчавший, ударил посохом о землю:

«Вы оба слепы! Говно — не иллюзия и не равенство. Оно — учитель! Разве не оно ежедневно напоминает нам: "Всё пройдёт"? И спелый персик, и гнев правителя, и даже твоя глубокая мысль — всё станет этим. Это не конец, а великое возвращение к истокам. Познавший говно — познает круговорот бытия!»

Первый мудрец нахмурился:

«Учитель, говоришь ты? Тогда чему оно учит, кроме терпения в миг, когда живот скручивает? Если в нём истина, то почему люди стремятся его закопать, смыть или забыть? Неужели мудрость прячется там, куда сам человек боится взглянуть?»

Второй мудрец хлопнул в ладоши:

«Именно поэтому! Мудрость всегда там, куда человек смотрит с отвращением. Мы закапываем говно не потому, что оно ложно, а потому, что его истина слишком сильна для неподготовленного ума. Как слепой отшатывается от солнца, так и глупец бежит от знания: что всё сущее — лишь поток превращений из пищи в грязь, из грязи — в жизнь».

Третий мудрец рассмеялся:

«Ха! Вот она — истинная сутра говна! Мысль твоя права: оно — солнце, от которого щурится сознание. Но ведь и вонь его — проповедь, что нельзя забывать бренность. Кто отвернётся, тот упустит урок. А кто вдохнёт полной грудью — тот достигнет прозрения быстрее, чем за тысячу свитков».

И ученики пали ниц, ибо осознали:

говно — высший символ иллюзии, равенства и мудрости.

И три мудреца обрели великую гармонию, ибо познали, что они и есть то самое говно.