В далёкой горной деревне жил молодой человек по имени Мага. Он был простым пастухом, но обладал душой, полной света. Каждый день, пасуя овец на зелёных склонах, Мага танцевал под звуки ветра и далёких песен, и его движения были так полны радости, что даже камни вокруг казались теплее. Однажды в деревню пришла тьма: буря разразилась, реки вышли из берегов, а люди заперлись в домах, полные страха и уныния. "Как жить в такой темноте?" — жаловались они. "Свет угас, и надежда с ним". Но Мага не сдался. Он вышел на площадь, где ветер выл, как дикий зверь, и начал танцевать. Его шаги были ритмичны, как биение сердца, а улыбка сияла ярче молнии. "Мага, сияй!" — кричали ему друзья из окон, сначала в шутку, а потом с надеждой. И Мага сиял: его танец разогнал тучи в душах людей, они вышли на улицу, взялись за руки и присоединились к нему. Буря утихла, а деревня наполнилась смехом. С тех пор жители помнили: даже в самой глубокой тьме один сияющий человек может зажечь ...
Сказ о том, как наш сосед машину чинил.
Однажды в детстве — когда сиськи ещё не вызывали у меня обильного слюновыделения — наш сосед попросил загнать машину в наш гараж. Гараж был устроен по-советски: с ямой для ремонта, как положено для отечественного автопрома.
Дядя Серёжа ездил на смешном жёлтом «Москвиче». Но однажды тот пукнул дымом, крякнул уткой и притворился мёртвым шлангом. Узнав, что дядя Серёжа лезет в машину, я помчался смотреть — занятие обещало быть интересным.
Ещё на подходе к гаражу я услышал крики: «Ебаная три пизда, залупная хуйня!» — и сразу понял: скучно не будет.
Оказалось, к дяде Серёже присоединился его друг, которого тот представил как «неебаца автослесаря девятого поколения, инженера-механика тринадцатого разряда, доктора москвиче-возродительных наук и внебрачного сына Генри Форда». Но вместо радости дядя Серёжа только помрачнел.
— Серёга, хули ты вола ебёшь? Говорю же — оно сюда встанет!
— Саня, отъебись, а? Вылези нахуй отсюда, сам разберусь. Скорее у Ленина в мавзолее встанет, блять.
— Тут делов на пятнадцать минут, а ты хуйнёй страдаешь. Говорю — оно сейчас сюда войдёт.
— Стекловата в жопу тебе войдёт, блять! Ты в глаза ебёшься? Тут зазор меньше!
— Да ебался тебе этот зазор! Проверни туда — и всё.
— Ебать тебя в дышло! Тебя в детстве роняли? Оно там западёт намертво, и потом его хоть хуем ковыряй!
— Ты Иисус, что ли, блять? У всех не запало, а у тебя западёт? Может, ты маг, блять?
— Саня, как ты заебал! НА СМОТРИ!
(раздался скрежет — даже мой детский мозг понял: что-то пошло не так)
— Не западёт, блять? Не западёт, Саня?! Ой, как же так, нахуй! Может, я Иисус? Съеби из ямы, блять, еврей-советчик!
— А нахуй ты его вправо провернул? Вправо — ясен хуй западёт!
— Тебя тормозной жидкостью зачали, блять? Она симметричная! Знаешь такое слово? Её что влево, что вправо крути — один хуй. Как теперь доставать, мудак?
— (уже не так уверенно) Хуй его знает, товарищ майор… Ну… Тут края можно надколоть…
Трёхсекундная пауза. Дядя Серёжа, видимо, решал, не почудилось ли ему.
— Пошёл нахуй отсюда! Пока я тебе череп не надколол! Мастер робототехники, блять, нахуй!
Дядя Саша отошёл, но из ямы не вылезал. Осознав, что просчитался, он собирался с мыслями, чтобы придумать, как исправить ситуацию.
— Я знаю! Там хуйня вопрос!
— Съебись, блять, а то согрешу!
— Да там слева поддеть можно, дай я вытащу!
— Саня, сходи нахуй, ты уже помог. Тебя слушать — анальной девственности лишиться.
— Ты ж всё равно хуй достанешь, будешь дрочиться полдня. Дай я вытащу!
Дядя Серёжа подумал пару секунд и всё же пустил друга к машине. Не прошло и минуты — раздался ТРЕСК.
В «Москвичах» я тогда не разбирался и до сих пор не разбираюсь, но твёрдо уверен: откололись те самые края, которые Саня предлагал «надколоть» пять минут назад. По глазам дяди Серёжи было ясно — он думал то же самое.
С криками «Кулибин хуев!» он погнал Сашу из ямы, подсаживая пинками на каждую ступеньку. Нерасторопный дядя Саша не успел скрыться за углом — вдогонку получил по спине ключом на 16.
Завидев меня, дядя Серёжа тут же расплылся в улыбке:
— Илюш, ключик подай. Ох, дядя Саша и проказник! Набедокурил мне — теперь работы в два раза больше.
И, отвернувшись, тихо добавил:
— Мать его ёб.
Комментарии
Отправить комментарий