Больно. Господи, как больно. Страх заливает сознание, красная пелена застит глаза. Нелюди играют мной, как игрушкой. Я кричу — протяжно, как раненый зверь, выворачивая душу. Зачем? Крик не спасает, не облегчает. Те, кто рядом, бессильны. Мой вопль — лишь доказательство их бессилия, как врачей, как людей. Но я кричу, заставляя их вздрагивать от ненависти к себе. Нет сил молчать.

Они лечат моё тело: заставляют сердце биться, когда оно замирает, лёгкие — дышать, когда я задыхаюсь. Держат, когда меня корёжит в судорогах. Залечивают раны, когда я истекаю кровью. Но душе не помогают. Это на мне. Я кричу от боли, унижения, безумия, от ужаса бездны, в которую падаю.

Эта боль не моя. Точнее, не была моей, пока я не забрала её. Чужой страх стал моим. Я должна справиться, если хочу остаться собой. Зачем я это сделала? Должна. Но в первый раз — почему?

Я психолог в отделе межпланетной разведки. Полуштатская, полувоенная. Без формы, но подчиняюсь генералу. Когда-то моя работа звучала красиво: помогать агентам, вернувшимся с заданий. Бумажные слова. Эти ребята возвращались мёртвыми. Сердце бьётся, мозг работает, но души — нет. Роботы, годные лишь для свалки. Лучшие умы планеты пытались их спасти, но не могли. Воскрешать души дано только Богу. Меня приставили к ним — место, где я не наврежу. Я говорила с этими куклами, пыталась понять, но всё пожирала пустота внутри них. Бессмысленно.

Однажды привезли его. Неподвижный, как растение, сказали врачи. Но в нём — важная информация. Надо расшевелить, хоть на пару минут, сказал генерал. Он лежал, глядя в потолок, глаза чёрные от боли, лицо измождённое. Что-то толкнуло меня — сострадание? Безумие? Я коснулась его лица, заглянула в глаза. И увидела. Каждый миг его жизни там. Ад. Мое сердце замерло. Я кинулась в его пропасть, не зная цены. Прожила с ним его боль, страх, унижение, впитала их, дала ему силы сопротивляться. Он очнулся. Его душа не умерла среди чужих звёзд. А я дошла до двери и рухнула — его ад стал моим. Меня мучили, пытали, насиловали. Я сходила с ума, умирала с каждым вздохом. Никто не помог.

Это цена сострадания — выжить в чужом аду вместо другого. Мой разум не верит, что это не со мной. Не чувствует заботливых рук, не помнит безопасности медотсека. Я кричу, чтоб спастись, и падаю в бездну.

Открываю глаза. Доктор смотрит, морщинка на лбу глубже, седины больше. Я жива. Хорошо ли это? Не знаю. Упаковываю чужие воспоминания в хранилище души. Ещё одна ячейка заполнена, ещё меньше места для меня. Закрываю глаза, падаю в чёрный сон. В нём — пустота. Хорошо. Сны не нужны, нужны силы.

Плюс моей дурацкой работы — после «возвращения» я живу как королева. Все капризы — закон. Но желаний нет, они умерли. Единственная прихоть — спать. Лежу в белой комнате, пялюсь в потолок. Пытаюсь вспомнить, как это — хотеть, чувствовать. Доктор смотрит, будто умоляет захотеть луну с неба. Обидно: когда желания вернутся, я снова буду просто сотрудником, жрущим в столовке то, что дают. До следующего раза.

Сижу на столе, болтаю ногами. Глупо, но нравится. Жду вердикта доктора. Он — мой, лечит только меня, знает моё тело лучше меня: каждый синяк, царапину. Различает шрамы детства и шрамы ада. Ощупывает, осматривает, хоть мы оба знаем — помочь не сможет. Играем в прятки: я закрываю глаза, он делает вид, что ищет. Нечестно, но легче.

— Отдохни, — бурчит доктор, сердито. — Уезжай туда, где тишина, зелень.

— Круто бы, — мечтаю я, видя озеро, траву. — Но кто отпустит?

— Я поговорю с генералом. Ты на грани. Ещё чуть-чуть — и не вернёшься.

Он суёт мне гадость выпить и выгоняет. Жаль, так классно было болтать ногами. Отпуск греет душу. Я улыбаюсь, как Чеширский кот, иду в столовую.

Доктор курит, пальцы дрожат. Странно, он не курил раньше. Генерал что-то бубнит, витиевато, как восточный мудрец, избегая моего взгляда. Я — лишь инструмент, спасающий его людей. Их жизни — это жизни сотен гражданских. Они ценнее меня. Генералу стыдно посылать меня на смерть, но выбора нет. Он не прикажет, я знаю. Если откажусь, он не надавит. Но я не могу. Сделала выбор. Моя душа на тонкой верёвочке, что рвётся с каждым разом. Они молчат, ждут. Я думаю об озере, о луне с неба, которую попрошу в следующий раз.

— Конечно, генерал. Пойдёмте к нему?

Доктор выдыхает с надрывом, в глазах генерала — боль. Но мне пох. Я на пороге нового ада. Хватит ли сил?

Он лежит, как тот, первый. Глаза чёрные, рот в крике, тело в судороге. Нужна информация. Я касаюсь его лица, заглядываю в глаза. Бездна взрывается во мне.

— Ничего не можем, — доктор отводит взгляд. — Тело будет жить. А дальше — надейтесь, молитесь.

Генерал смотрит на меня: судорога, крик, пустые глаза. Ссутулившись, уходит. Я лежу. Боли нет. Страха нет. Чёрный сон расцветает красками…