Теперь и мне 30. Шутки шутками, а всё и правда как в пасте. Будто вчера было 20, а теперь уже 30. Десять лет пролетели так, будто их не было. В основном рутина, работа, комп. Ничего особенного я не заработал, ничего не приобрел. Родом я из глубинки. Приехал в миллионник, чтобы подзаработать, накопить на квартиру, тачку и вообще на приличную жизнь. А в итоге так и остался почти на том же уровне. В постоянном желании накопить, вписаться в какую-то тему, найти связи. И в результате — нихуя. Все так же съемная квартира, общественный транспорт. Не, деньги-то, конечно, есть, но теперь уже так на все насрать стало. Убил столько времени на эти ебучие накопления и погони за материальным, что будто и не жил вовсе. Порой хочется уехать обратно в село, спиться там и подохнуть. Но не покидает мысль, что всё однажды станет хорошо. Хотя я и знаю, что не будет хорошо уже никогда. Снова буду ходить на работу, заниматься серой рутиной, и однажды мне стукнет 40. И я снова создам тред на дваче (к тому мом...
Всё началось с обычного понедельника. Пахло дешёвым хлоркой вымытым полом, разбавленным гормонами семиклассников и легкой примесью разлагающейся надежды. Класс сидел в полудрёме после контрольной по алгебре, когда к нам вломился он — Палыч, наш учитель труда, а по совместительству — ветеран Афгана, алконавт пятого уровня и обладатель самого мощного кулака на правобережье.
Палыч был в говно. Даже не в ноль, а где-то в минус третьей степени промилле. Его взгляд блуждал, как в 84-м по Кабулу, руки тряслись от ПТСР или от похмела — кто ж разберёт. А тут мы, гении интриги, вбросили идею:
— Палыч, а ты знаешь, что у нас в классе цыганёнок?
— А?..
— Так он не просто цыган. Он... РЕБЁНОК ДУШМАНОВ.
— ...Кхе... мать... Погоди, чё?!
Глаза Палыча налились кровью, как вьетнамские реки в американской пропаганде. Он замер, как Рэмбо перед залётом в деревню, и хрипло выдал:
— Ты хочешь сказать, что вы все это время прятали душманёнка в моём классе?! У меня, в МОЁМ КЛАССЕ, сука! Где я резал фанеру с пацанами под «Сектор Газа»!
С этого момента всё пошло по нарастающей. Палыч потребовал указать «объект». Мы, моральные уроды с фантазией, тыкнули в Витьку Миронова — обычного цыганёнка с уклоном в поэзию и кражу пеналов. Он носил серьгу, слушал «Гопника на максималках» и обожал рассказывать, как его прадедушка на коне обманул НКВД.
Палыч встал. Как в том самом Афгане, когда пошёл в атаку с монтировкой и молитвой. Только теперь вместо мины была партa, а вместо духа — Витька, вцепившийся в дневник, как в священный Коран.
— За пацанов, за СССР, за мою Татьяну, которую я оставил в Бухаре в 1985, — прорычал Палыч, хватая деревянный молоток (по совместительству символ бессмысленного труда и неясной мести).
Витька заорал. Остальной класс — тоже. Кто-то достал телефон, но Палыч выбил его ударом, который в спецназе назывался «пьяная вертушка смерти». Сам он, кстати, потом утверждал, что не бил — «просто показал, как надо гвозди забивать по-афгански».
Разумеется, всё это закончилось быстро. Палыча скрутили охранники, плачущую директрису отпаивали корвалолом, а Витька, окрылённый славой жертвы режима, стал в школе почти как Иисус — только с акцентом и тягой к стыренным калькуляторам.
Позже мы узнали, что Палыча не уволили. Его перевели в кадетский корпус «Патриот», где он теперь учит детей собирать табуретки и ненавидеть ЦРУ.
А мы? Мы так и остались моральными уродами. Потому что кто ещё может разыграть пьяного ветерана Афгана, заставив его поверить, что цыганёнок — это подосланный душман?
История, конечно, выдуманная. Но если ты хоть раз учился в русской школе — ты знаешь, что она страшно реалистична.
Комментарии
Отправить комментарий