Весна, май, лёгкое настроение. Я люблю весну. Сдаю экзамены, перехожу на второй курс. И тут приходит письмо от Лили. Она пишет, что вышла замуж и уезжает с мужем на Север. Просит приехать проводить её, называет меня «милый» и в конце пишет: «Твоя старая знакомая».

Сижу, пялюсь на обои. У нас красивые обои, с затейливым узором. Люблю их разглядывать. Ясное дело, я её провожу — она же просит. Почему нет? Она мне не враг, ничего плохого не сделала. Да и всё, что было год назад, я давно забыл. Жизнь такая, всего не упомнишь.

В день и час, что она написала, еду на вокзал. Долго ищу её на перроне, наконец вижу. Вдруг — и вздрагиваю. Лиля стоит в светлом платье, руки открытые, первый загар тронул её кожу. Руки всё такие же нежные. Но лицо — лицо женщины. Она уже не девочка, совсем не девочка. Рядом её родные и муж — тот самый парень. Все громко болтают, смеются, а Лиля нетерпеливо оглядывается. Ждёт меня.

Подхожу. Она тут же хватает меня под руку.

— На минутку, — говорит мужу с нежной улыбкой.

Он кивает, приветливо смотрит на меня. Помнит, похоже. Великодушно жмёт мне руку. Мы с Лилей отходим.

— Ну вот, я теперь дама, уезжаю, прощай, Москва, — вздыхает она, глядя на башни вокзала. — Рада, что ты приехал. Странно всё как-то… Ты вырос. Как живёшь?

— Нормально, — отвечаю, пытаюсь улыбнуться. Не выходит, лицо деревенеет. Лиля смотрит внимательно, на лбу появляется морщинка. Она всегда так, когда думает.

— Что с тобой? — спрашивает.

— Ничего. Рад за тебя… Давно поженились?

— Неделю назад. Это такое счастье!

— Да, счастье.

Она смеётся.

— Откуда тебе знать! Погоди, у тебя лицо странное!

— Кажется. Это от солнца. И устал я, экзамены же. Немецкий…

— Проклятый немецкий? — хохочет она. — Помню, я тебе помогала.

— Ага, помню.

Улыбаюсь через силу.

— Алёша, в чём дело? — тревожно спрашивает она, придвигаясь ближе. Её лицо — прекрасное, но уже чужое. Что-то из него ушло. Лучше оно стало или хуже, не пойму. — Ты что-то скрываешь, — упрекает она. — Раньше ты таким не был!

— Нет, нет, ошибаешься, — уверяю я. — Просто не спал ночь.

Лиля смотрит на часы, оглядывается. Муж кивает ей.

— Сейчас! — кричит она и снова берёт меня за руку. — Знаешь, я так счастлива! Порадуйся за меня. Едем на Север, работать… Помнишь, ты мне про Север рассказывал? Вот… Ты рад?

Зачем она это спрашивает? Вдруг она смеётся.

— Слушай, вспомнила… Помнишь, зимой на платформе мы поцеловались? Я тебя чмокнула, а ты так дрожал, что платформа скрипела! Ха-ха, глупый у тебя был вид.

Смеётся, смотрит весёлыми серыми глазами. Днём её глаза серые, только вечером кажутся тёмными. На щеках дрожат ямочки.

— Какие мы были дураки! — беспечно говорит она, глядя на мужа с нежностью.

— Да, дураки, — соглашаюсь.

— Нет, не дураки… Просто глупые дети. Правда?

— Ага, глупые дети.

Впереди мигает зелёный светофор. Лиля идёт к вагону. Её ждут.

— Ну, прощай! — говорит она. — Нет, до свидания! Напишу тебе, точно!

— Ладно.

Я знаю, она не напишет. Зачем? Она тоже это знает. Глядит искоса, чуть краснеет.

— Всё-таки рада, что ты приехал. И, как всегда, без цветов! Ты мне ни одного не подарил!

— Да, ничего не подарил…

Она отпускает мою руку, берёт мужа под руку, и они поднимаются в вагон. Я остаюсь внизу. Родные что-то спрашивают, но я ничего не врубаюсь. Электровоз гудит низко, долго. Вагоны трогаются — удивительно мягко. Все улыбаются, машут платками, кепками, кричат, идут рядом. Где-то играют гармошки, в одном вагоне поют. Студенты, наверное. Лиля уже далеко. Одной рукой держится за мужа, другой машет нам. Даже издали видно её нежные руки и счастливую улыбку.

Поезд уходит. Закуриваю, засовываю руки в карманы, иду с толпой к выходу. Сжимаю папиросу в зубах, смотрю на фонари. Они блестят на солнце, аж глаза режет. Опускаю взгляд. Теперь можно признаться: весь год во мне теплилась надежда. Теперь всё. Я рад за неё, честно. Но сердце болит.

Девушки выходят замуж. Это нормально, так и должно быть. Хорошо, что они счастливы. Плохо только, что плакать не могу. Последний раз ревел в пятнадцать. Сейчас мне двадцать. Сердце подкатывает к горлу, будто сейчас его жевать начну, а слез нет. Хорошо, что девушки выходят замуж…

Выхожу на площадь. Часы на Казанском вокзале — циферблат с какими-то странными фигурами вместо цифр. Никогда их не понимал. Подхожу к газировщице. Сначала прошу с сиропом, но передумываю — беру чистую воду. С сиропом пить неловко, когда сердце в горле. Беру холодный стакан, набираю воду в рот, но глотать не могу. Кое-как делаю глоток. Вроде полегчало.